Железное королевство. Взлет и падение Пруссии, 1600-1947 гг. - Christopher Clark
твердо ответил плоской стороной ладони так быстро! и так сильно! что [Хакеманн] чуть не упал на короля; тогда он [Хакеманн] спросил Его Величество, не является ли [...] самым наказуемым поведением вести себя подобным образом и нападать на кого-то таким образом в присутствии всевышнего?
Фредерик Вильгельм, который явно получал удовольствие от такого буйства, лишь заметил, что негодяй заслуживает тех ударов, которые он получает.23
Символичной для тона и ценностей, преобладавших в монаршем окружении после 1713 года, стала судьба Якоба Пауля фон Гундлинга. Родившийся под Нюрнбергом и получивший образование в университетах Альтдорфа, Галле и Хельмштедта, Гундлинг был одним из многих академически образованных людей, которых привлек Берлин во время расширения интеллектуальной жизни, происходившего в городе при Фридрихе I. Помимо профессорской должности в новой школе для сыновей дворян в Берлине, Гундлинг занимал почетную придворную должность официального историографа Обергерольдсамта (Ведомства главного герольда), учреждения, основанного в 1706 году для установления генеалогических заслуг знатных претендентов на государственные должности. Но в 1713 году произошла катастрофа, когда оба этих учреждения были уничтожены в течение нескольких недель после восшествия на престол Фридриха Вильгельма. Гундлингу удалось занять место в новой системе, приспособившись к взглядам короля и несколько лет работая внештатным советником по экономической политике, в которой он стал известен как противник дворянских фискальных и экономических привилегий. За свои услуги он был вознагражден различными почетными титулами (включая "коммерческий советник" и президентство в Академии наук) и стал частым гостем в Табачном министерстве. Фактически Гундлинг оставался своего рода придворным, зависимым от королевского кошелька, до самой своей смерти в 1731 году.
7. Сатирический портрет Якоба Пауля фон Гундлинга (гравюра из "Ученого дурака" Давида Ф. Фассмана (Берлин, 1729))
Но ни его заслуги как педагога и придворного, ни президентство в академии, ни неуклонно растущий список научных публикаций не смогли спасти Гундлинга от превращения в объект насмешек при дворе Фридриха Вильгельма I. В феврале 1714 года король потребовал, чтобы он прочитал перед собравшимися гостями лекцию о существовании (или отсутствии) привидений, регулярно принимая при этом порции крепкого напитка. После бурного веселья два гренадера проводили опьяневшего коммерческого советника обратно в его комнату, где он вскрикнул от ужаса при виде фигуры, появившейся из угла, затянутой в белую простыню. Подобные провокации вскоре стали нормой. Гундлинга заточили в камере, где король держал несколько молодых медведей, а сверху в комнату сыпались фейерверки; его заставили надеть диковинные придворные наряды, созданные по французской моде, включая огромный парик устаревшего фасона, принадлежавший предыдущему королю; его насильно кормили слабительным и запирали в камере на ночь; его вызвали на пистолетную дуэль с одним из главных мучителей, причем все, кроме Гундлинга, знали, что оружие не содержит выстрелов. Когда Гундлинг отказался выхватить пистолет или выстрелить из него, его противник выпустил ему в лицо струю горящего пороха, поджег парик, к огромному веселью всех присутствующих. Долги не позволили ему покинуть Берлин, и он был вынужден по благоволению короля-хозяина ежедневно возвращаться на место своих унижений, где его честь и репутация были преданы мученической смерти на потеху королевскому двору. Под этим давлением пристрастие Гундлинга к выпивке вскоре переросло в полноценный алкоголизм - слабость, которая, в глазах его недоброжелателей, лишь усиливала его пригодность к роли придворного дурака. И все же Гундлинг продолжал генерировать поток научных публикаций по таким темам, как история Тосканы, имперское и германское право, топография курфюршества Бранденбург.
Гундлингу даже пришлось смириться с тем, что в его опочивальне стоит гроб в виде лакированной винной бочки с надписью в виде насмешливого стиха:
Здесь, в его коже
Полусвинья, получеловек, диковинка.
Умный в молодости, в старости не такой яркий
Утром полон остроумия, вечером - пьянства.
Пусть голос Вакха поет:
Это, дитя мое, Гунделинг.
[...]
Читатель, скажи, можешь ли ты разгадать
Кто он - человек или свинья?24
После его смерти в Потсдаме 11 апреля 1731 года труп Гундлинга был выставлен на всеобщее обозрение в бочке в комнате, освещенной свечами, в парике, свисающем до бедер, парчовых бриджах и черных чулках с красными полосами - явная отсылка к барочной культуре двора Фридриха I. Среди тех, кто пришел поглазеть на это мрачное зрелище, были торговые путешественники, направлявшиеся на большую ярмарку в Лейпциг. Гундлинг и его бочка были похоронены вскоре после этого под алтарем деревенской церкви за городом. Погребальную речь произнес писатель (и по совместительству "поджигатель" Гундлинга) Фассманн, местные лютеранские и реформатские священнослужители добросовестно отказались принимать в ней участие.
8. Министерство табака. Приписывается Георгу Лисевскому, ок. 1737 г.
Мученичество" Гундлинга стало оборотной стороной буйного мужского товарищества новой монархии. Маскулинизация, которая предварительно заявила о себе во время церемонии коронации, к этому моменту изменила социальную жизнь двора. При Фридрихе Вильгельме I женщины, игравшие столь заметную роль при дворе Фридриха I, были оттеснены на задворки общественной жизни. Гость из Саксонии, проживший в Берлине несколько месяцев в 1723 году, вспоминал, что большие празднества придворного сезона проходили "по еврейскому обычаю", когда женщины были отделены от мужчин, и с удивлением отмечал, что при дворе было много обедов, на которых женщины вообще не появлялись.25
Размышляя о смене режима, произошедшей в 1713 году, возникает соблазн назвать ее культурной революцией. Конечно, в сфере управления и финансов сохранялась преемственность, но в сфере репрезентации и культуры можно говорить о полном развороте ценностей и стилей. Первые два прусских короля обозначили крайности, между которыми и которыми будут позиционировать себя их преемники. На одном